Под таким названием известен в народе день Усекновения главы пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна (11 сентября (29 августа по ст. ст.). Событие, которое в этот день вспоминает церковь, было очень хорошо известно крестьянам, что видно из многочисленных обычаев и правил, которые с удивительной строгостью соблюдались в крестьянской среде. Цель всех этих событий состояла в том, чтобы не вызывать никаких воспоминаний о мученической кончине великого праведника и всячески избегать таких действий и поступков, которые напоминали бы об этом грустном событии. На этом основании считалось непростительным грехом брать в руки что‑то острое – ножи, топоры, косы и прочее, чтобы не оскорбить священной памяти пророка Божьего, так как это напоминало тот меч, которым отсекли голову Иоанну Крестителю.
На Ивана Постного не ела деревенская Русь ничего, имеющего круглую форму, и даже щей не варили, так как капустный кочан напоминает своим видом отсеченную голову. На Предтечу не рубили капусты, не срезали мака, не копали картофель, не рвали яблок. Избегали есть и красные предметы (например, арбузы), на том основании, что это напоминает кровь, а так же не принято было есть что‑либо на блюде, чтобы не вызывать воспоминаний о том блюде, на котором лежала голова Крестителя.
Все эти правила соблюдались чрезвычайно строго, так что если хозяйка забывала накануне нарезать хлеб, то в день Иоанна Крестителя хлеб уже ломали, а не резали, из опасения, чтобы на хлебе не выступила кровь, как немой укор нарушителям обычая. Для большей же крепости соблюдения этих правил, крестьяне повсюду верили, что нарушителей наказывает сам Иоанн, посылая неурожаи на плоды, а то и просто отнимая руки и лишая языка.
Хорошо зная суть события, которое вспоминается церковью 11 сентября, крестьяне, тем не менее, путались в подробностях земного жития Иоанна Крестителя. Они переделывали Священную историю на свой лад, восполняя пробелы точного знания собственной фантазией. О святой жизни Иоанна рассказывали, например, так: «Иоанн не ел хлеба, не пил вина и никак не ругался. Весь он был в шерсти, как овца, и только после крещения шерсть с него свалилась». А о том, как Иоанн крестил народ, передавали так: «Кто приходил к Ивану креститься, он первым долгом бил того человека железным костылем, чтобы грехи отскочили, как пыль от платья, и потом уже крестил». Крестьяне, рассказывая о кончине Иоанна, всегда присовокупляли, что голову Крестителя апостолы нашли в капусте, отчего, между прочим, и считалось большим грехом ходить в этот день на огороды рвать капусту, так как на ней под ножом непременно выступят алые пятна крови. В некоторых местах считали даже за правило обрывать в день Ивана листья капусты, так как капля крови с головы Крестителя, брошенной в огород, будто бы упала на капустный лист.
При таком трогательном и благоговейном почитании Крестителя Господня крестьяне, само собой разумеется, проводили в строжайшем посте день, посвященный его священной памяти, отчего этот день и носит название Ивана Постного. Считалось большим грехом даже есть рыбу (хотя на Ивана Постного рыбы в реках особенно много). Но особенно непростительными считались пьянство, песни и пляски. Первое потому, что Иоанн явил собой высокий образец подвижнической жизни и никогда не пил вина, а второе – оттого, что песнями и плясками злая Иродиада добилась головы Иоанна. Кроме строгого поста, крестьяне в день Иоанна Крестителя считали своим долгом непременно побывать в церкви, где люди, страдающие головными болями, испрашивали себе у этого святого исцеления.
Не длинен был этот пост, всего двадцать четыре часа, но памятовали о нем и обо всех приуроченных к нему благочестивых обычаях не менее, чем об Успенском или Филипповском постах. «Пост – к душеспасенью мост!», «Иван Постный обыденкой живет, да всю матушку Русь на посту держит!», «Поститель Иван – пост внукам и нам!», «Иван Постный невелик, а перед ним и Филиппов пост кулик!», «Кто на Ивана, Крестителя Господня, скором жрет – тот в рай не попадет!», «На Постного Ивана вся скоромь мертвым узлом затянута (запрещена)!», «Не соблюдешь Иван‑пост, прищемишь в аду хвост!», «Кто Ивану Крестителю не постит – за того и сам набольший поп грехов не умолит!», «Кто все посты постится, за того все четыре Евангелиста! А кто и на Ивана Постного скороми не ест – тому сам Истинный Христос помога!» – этими народными изречениями дню 11 сентября придается особое значение, ставящее память Иоанна Крестителя Господня на недосягаемую высоту.
Имя Иван – самое обиходное на Руси. «На деревне Иванов – что грибов поганых!», «Дядя Иван – и людям, и нам!», «Шестьдесят два Ивана святыми живут», – говорит народ и начинает перечислять: Иван Богослов, Иван Златоуст, Иван Постный, Иван Купала, Иван Воин, заканчивающий Святки и начинающий свадьбы Иван Бражник (20 января (7 января по ст. ст.), Иван Долгий (21 мая (8 мая по ст. ст.) и т. д. «Поститель‑Иван, – как говорилось в крестьянском быту, – делит мясоед пополам». Хотя это выражение, напоминающее о Филипповках (Рождественском посте), в немалой степени грешит против истины: до Филиппова заговенья (27 ноября (14 ноября по ст. ст.) еще целых два с половиной месяца.

С Ивана Постного осень считалась на деревенской Руси вступившей во все свои неотъемлемые права. «Иван Постный – осени отец крестный!», «С Постного Ивана не выходит в поле мужик без кафтана!», «Иван Предтеча гонит птицу за море далече!», «Иван‑Поститель пришел, лето красное увел!», «С Иван‑поста мужик осень встречает, баба свое – бабье – лето начинает», «Если журавли с Ивана Крестителя на Киев (на юг) пошли‑потянули – будет короткая осень, придет нежданно‑негаданно ранняя зима», – говорят в народе.

За двое суток до сентябрьского Семена (дня памяти святого Симеона Летопроводца) идет Иван Постный – полетовщик. В старые годы подводились к этому дню все расчеты по наймам в Москве белокаменной и во многих других русских городах. Высчитывалась к Иван‑посту всякая полетняя плата, собирались полетние дани, приходил конец «полетним грамотам» (договорам). Если поднимались цены на рабочие руки, то можно было услышать среди трудового люда: «Нынешний Иван Постный – добрые полетки!» Когда же плата начинала падать, то рабочий народ сокрушенно повторял: «Прошлое слетье – не в пример скоромнее, полетоктого гляди весь мужичий год на Великий пост сведет!»
Устраивались 11 сентября ярмарки‑однодневки, «ивановские торги» по многим городам, пригородам и селам. Торговали не только всякой обиходной снедью, но и различными заманчивыми привозными товарами, про которые сложились к этому случаю поговорки: «На Ивана Постного в кармане скоромная копейка шевелится!», «На Иванов торг и мужик идет, и баба зарится!», «Красное лето работой, а Иван‑полеток – красными товарами да бабьими приглядами!» Но не было на этих постных торгах ни особого веселого разгула, ни угарного шумного похмелья, как это всегда бывало в ярмарочную пору.
«Пей, купец, на Иван‑торгу квас да воду, закусывай пирогами ни с чем!», «Никто с поста не умирает!», «С поста не мрут, с обжорства дохнут!», «Кто пьет‑зашибается не в пору – распухнет с гору!», «На Постника‑Ивана не пригубь больше одного стакана!» – приговаривал народ по этому случаю. Ходили между наскоро сколоченными торговыми палатками крикливые квасники, тороватые пирожники, калачники‑саечники, продавцы щедро сдабриваемых постным маслом гречишников, сбитеньщики и другая торговая братия, оживляющая торг своими разноголосыми выкриками. Играли, шумели местами и балаганы, несмотря на то, что Иванов торг – постный. «Смех – не грех, – говорил русский народ, – а коли грех, так меньшой из всех!», «Смехом слезу не перешибить, так весь свой век в кручине прожить, счастья‑радости вовек не нажить!»
«На Ивана Постного хоть и пост, да разносол!» – говорила управившаяся с полевыми работами деревня. И впрямь, было чем угостить гостей хлебосольному домохозяину в этот постный полетний праздник. Вместо запретного круглого пирога хозяйки пекли «долгий» (удлиненной формы). Начинка находилась знатная: грибы грузди, маслята, рыжики, которых в эту пору было «хоть лопатой сбирай да граблями огребай». Кроме грибов, шедших и на похлебку, и на закуску, всякой ягоды можно в пироги завернуть: костяники, черники, брусники, голубики, смородины. В огороде найдутся гостям на угощенье свекла, морковь, редька. Овсяный кисель, не говоря уже о ягодном, тоже ставился на стол. Умела деревенская Русь и постный праздник справить честь по чести, когда Бог благословлял урожаем за труды праведные. «Не до праздника, не до гостей, когда не только в церкви, но и на гумнах – Иван Постный!», «Не бойся того поста, когда в закромах нет пуста! Страшен мясоед, когда в амбарах жита нет!», «В год хлебородный – пост не голодный!», «Господь хлебца уродит – и с поста брюхо не подводит!» – повторяла деревня, для которой каждый урожайный год составлял истинное благословение.
До двадцатых годов XIX столетия соблюдался в народной, богатой обычаями Руси праздничный торжественный обряд, приуроченный непосредственно к дню 11 сентября. Собиралась молодежь в этот день со всего села к околице. Туда заранее кем‑нибудь из старых людей приносилась накануне приготовленная глиняная кукла, одетая в холщовый саван, без малого в человеческий рост. Особенностью этой куклы было то, что она делалась без головы. Эту безголовую куклу поднимали две молодые девушки и бережно, в полном молчании несли на руках впереди толпы к реке, где на самом крутом берегу останавливались и клали ношу наземь. Вся толпа начинала причитать над куклой как над дорогим и близким покойником. Затем оплаканного глиняного покойника поднимали на руки двое молодых парней и при вопле толпы с размаху бросали в воду. Эта обезглавленная, в саване кукла олицетворяла святого Иоанна Крестителя, слившегося в народном представлении с побежденным темными силами красным летом.
В старину существовали также определенные особенности празднования Иванова дня, составлявшие исключительную принадлежность какой‑нибудь одной местности. Так, например, в Вологодской губернии день Ивана Постного назывался иначе «репным» праздником, так как до этого дня нельзя было есть репу и засеянные ею полосы должны были оставаться неприкосновенными, под страхом «срамного» наказания. Само наказание также представляло собой вологодскую особенность. Оно состояло в том, что всякого, кого застанут до Иванова дня в репных посадках – будь то мужик, баба, парень или девка, – непременно разденут догола, обмотают на голове одежду и в таком виде проведут по всей деревенской улице. При этом желающим предоставлялось право бить наказываемого, хотя на практике никто этим правом не пользовался, а все ограничивалось смехом и шутками.
На Ивана Постного наблюдали за полетом птиц. «Лебедь летит к снегу, а гусь к дождю», «Лебедь несет на носу снег», «Ласточка весну начинает, соловей лето кончает», «Сколько раз бухало (филин) бухать будет, по столько кадей хлеба будешь молотить с овина», «Чай, примечай – куда чайки летят», – длинный ряд примет‑поговорок народных «погодоведов» заканчивается остроумным замечанием: «Петух не человек, а свое все скажет и баб научит!»
Иван Постный – последний предосенний праздник по старому календарю – был на Руси «полетним» не только потому, что завершал собой летние красные дни, открывая широкую дорогу ненастной осени, но и потому, что являлся заключительным праздником целого года. Через двое суток после этого дня, опять же по старому календарю (1 сентября по ст. ст.), начиная новый год, шел день Новолетья.